В.И.Аршинов

 

ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКИЕ ПРАКТИКИ,

КОНВЕРГИРУЮЩИЕ (ТРАНСФОРМАТИВНЫЕ) ТЕХНОЛОГИИ

И ПРОБЛЕМА КОММУНИКАЦИИ В СЛОЖНОСТНОСТИ.

Тезисы выступления

На семинаре «Феномен Человека в его эволюции и динамике»

17 июня 2009 г.

   

1.

Дать с самого начала определение понятия постнеклассических практик, тем более «строгое» — вряд ли возможно. Во всяком случае, на мой взгляд- не очень конструктивно. Однако определяться все-таки надо. Я думаю, что в данном случае уместно обратиться к примеру, на котором можно было бы достаточно конкретно продемонстрировать хотя бы некоторые грани моего понимания постнеклассических практик. Подчеркну, что под примером здесь я имею ввиду пример характерной проблемы, сама формулировка и разработка которой с необходимостью предполагает обращение к понятию постнеклассических практик. В самом общем виде эту проблему можно обозначить как проблему социокультурной трансформации. И тогда постнеклассические практики проблемно определяются как трансформативные социокультурные практики. Существенно, что эти практики необходимо рассматривать не как набор неких активностей, инструментально оснащенных системой семиотических операторов, а как некую (мета)системную целостность таких операторов, сфера действия которых – новое психосоциальное пространство человеческого бытия в его экзистенциальном становлении. Иными словами, само осмысление постнеклассических практик – это процесс, реализующийся в конструктивной разработке синергийного комплекса междисциплинарных концепций, формирующих перспективный горизонт понимания и прогнозирования механизмов качественной технологической трансформации в эволюции современной цивилизации. При этом одним из центров «автокатализа» этой трансформации выступают так называемые конвергентные технологии (Converging Technology) в их коэволюции с обществом, экономикой и культурой. 

2.

Для понимания трансформативной сути постнеклассичских практик существенно их «понятийное сцепление» с методологической парадигмой синергийной сложностности, в контексте которой оказывается необходимым целостное (нередуктивное) рассмотрение нанонауки и нанотехнологий в рамках общего процесса становления вышеупомянутых конвергентных технологий. Имеется ввиду процесс становления синергийно связанного кластера информационных технологий, биотехнологий, нанотехнологий и когнитивных наук. Это так называемая NBIC конвергенция (по первым буквам областей: N- нано; B-био; I- инфо; C-когно), процесс, в котором нанотехнологии играют роль своеобразного катализатора. Здесь уместна ссылка на постнеклассическую науку ( и постнеклассическую рациональность) поскольку именно в интенциональном контексте ее становления методологический принцип познания и преобразования сложностности с необходимостью раскрывается как принцип сложно организованной многоуровневой рефлексии, выводя нас в итоге на фигуру рекурсивного субъекта познавательно-конструктивной и коммуникативной деятельности. А тем самым и на тождественного с ним субъекта постнеклассичских практик в трансформирующемся (самотрансформирующемся) мире. Принцип методологической сложностности становится рефлексивно-дискурсивным и, в конечном счете, трансдисциплинарным принципом постнеклассических практик, коммуникативно сцепленных (в этом их важная отличительная черта) с миром представлений постнеклассической науки.

Не останавливаясь подробно на характеристике концепта «постнеклассичесая наука», укажем лишь на две ее специфические черты. Первая—это всеобъемлющая междисциплинарность, интегрирующая различные области научного знания (не только естественнонаучного, но и социогуманитарного) вокруг проблемы познания «человекомерных саморазвивающихся систем». (В.С. Степин) Вторая- особого рода динамически-нелинейная рефлексивность ее субъекта, осознающего себя погруженным в самоорганизующися мир, частью которого он сам является в той мере, в какой он его конструирует, познает и с которым он одновременно коммуницирует. Именно так трактуемый принцип рефлексивной сложностности становится инструментом гетерархической сетевой интеграции постнеклассической науки и конвергентных технологий. И не только. Будучи ориентированным на понимание сложностности как особого рода нередуцируемой динамической целостности, имеющей максимум в зоне границы «порядок-хаос» -именно там «живут» сложные эмерджентные системы- принцип рефлексивной сложностности может выступать в качестве проектно-конструктивного принципа запуска синергийно усиливающих друг друга конвергентных инновационных процессов. И здесь вряд ли необходимо особо подчеркивать необходимость построения (или, быть может, достраивания) новой картины мира и природы, ориентированной на присутствие в ней человека, на нередуцируемую динамическую сложность понимаемую в первую очередь как особого рода взаимосвязанную активную мультиагентную среду постнеклассических практик. Но все же особо и в этой же связи хотелось бы обратить внимание на важность идей постнеклассической синергетики, кибернетики второго порядка Х. фон Ферстера, автопоэзиса Варелы и Матураны, а так же концепции рефлексивного управления В.А.Лефевра.

3.

В то же время сам факт становления постнеклассических практик оказывает мощное воздействие и на формирования новых способов философского осмысления того мира, в котором мы живем и того мира, который живет в нас. В наши дни стало общим местом говорить, что мы живем в эпоху технологической революции, эпицентром которой является «взрывной» рост информационных технологий. Не столь общим, но, во всяком случае, достаточно понятным, стал тезис М. Кастельса о возникновении на нашей планете новой социальной структуры, ассоциируемой «с возникновением нового способа развития—информационализма, исторически сформированного перестройкой капиталистического способа производства к концу XX века» [1].При этом менее осознается тот факт, что новому способу цивилизационного развития должен соответствовать так же и новый способ мышления, новое осмысление реальности, которое преодолевает ее понимание в рамках Декартово—Ньютоновской парадигмы познания. Об этом написано много[2]. В том числе, и в связи с синергетикой. Однако именно в связи с необходимостью осмысления конвергирующих технологий как новой формы постнелассических практик и в контектсте их социальной оценки в горизонте будущего развития, преодоление классической парадигмы представляется все более актуальной задачей. Так, уже с позиций новой парадигмы сложностности, в ее нелинейной адаптивной оптике можно ясно увидеть, что всегда, когда мы говорим о «взрывных», «прорывных», «инновационных» технологиях, мы фактически явно или неявное имеем дело с синергийно конвергирующими, взаимоусиливающими процессами, примером которых в настоящее время все больше становятся нанотехнологии. Иначе говоря, нанотехнологии «сами по себе» — это задействованная совокупность конвергирующих междисциплинарных технонаучных процессов, реализующихся в высокоинтегрированной инновационной социокультурной среде. Включение их в NBIC-модель лишь более отчетливо проясняют их суть. Но это еще не все. Нужен следующий шаг, а именно: включение самой NBIC-модели в еще более широкий социокультурный контекст — социальный и антропологический. Это включение есть, на мой взгляд, одновременно шагом на пути понимания той самой трансформативной природы постнеклассических практик, о которой уже упоминалось выше.

4.

Хотя очевидно, что в настоящее время нанотехнологии находятся в младенческом состоянии, уже сейчас есть веские основания полагать, что именно они станут одним из определяющих факторов становления нового способа развития человеческой цивилизации в XXI веке. Именно с развитием нанотехнологий некоторые достаточно авторитетные авторы связывают грядущий в не столь отдаленном будущем переход к новому уровню эволюции человека и общества. Этот трансформационный переход, согласно визионерам грядущего конвергентного нанотехнологического прорыва, обещает человеку и обществу множество благ. Как, впрочем, и множество новых рисков и неопределенностей. Именно это грядущее «технобудущее», выстраиваемое в оптике образов сложностности нанотехнологической коэволюции общества, культуры и человека, коэволюции «генов», «мемов», «нейронов», «запутанных (entangled) квантовых объектов», и является сейчас главным заказчиком на то новое «мышление в сложностности», о котором говорилось выше и без которого все разговоры о постнеклассических практиках оказываются бессодержательными. Это новое мышление само по себе нуждается в критической рефлексии, включающей в себя, помимо прочего, привлечение концептуального арсенала общественных наук, философии, социологии, культурологи, антропологии и т.д. Иначе говоря, оно должно быть как междисциплинарным, так и трансдисциплинарным. Но этого мало. В его основе должен лежать некий трансдисциплинарный методологический принцип, который, как я полагаю, было бы уместным назвать принципом рефлексивной сложностности.[3]

Принцип рефлексивной сложностности как принцип развертывания системы самореферентных операторов постнеклассических практик ориентирует нас на синергийно-коммуникативный эпистемологический подход, «идентифицируемый кодовым словом «сложностность» (complexity)» (Э.Кастельс). Этот подход нацелен на практическую интеграцию научного мышления (не только естественнонаучного, но и социогуманитарного) в контексте новой метасистемной парадигмы, фокусом которой являются процессы возникновения самоорганизующихся структур, эмерджентные, нелинейные динамические системы, а так же такие исследовательские области как конвергирующие технологии (включая нанотехнологии), искусственная жизнь, клеточные автоматы, фракталы, генетические алгоритмы, взаимопереходы «порядок-хаос» т.д.

Теория сложностности, будучи внутренним сетевым интегратором сопряженного ансамбля постнеклассических практик, преодолевает дихотомию между стабильностью и изменением, необходимостью и случайностью. Понятие «сложностность» описывает качественно нередуцируемую смесь порядка и хаоса в открытых эволюционирующих системах, сущностной особенностью которых является наличие в них множества сложно переплетенных положительных и отрицательных обратных связей. В этом смысле теория сложности перерастает в (предсказанную полвека назад Уивером) новую науку об организованной сложности. Эта наука, как она видится сейчас, сама по себе является структурно-комммуникативным сопряжением (в смысле концепции автопоэзиса Матураны и Варелы), симбиозом идей кибернетики, системного подхода, нелинейной физики и квантовой механики.

Как показывают недавние работы ряда западных авторов, именно руководствуясь принципом сложностности, можно сформировать междисциплинарную «дорожную карту» практического развития NBIC процесса как разветвленного и многоэтапного инновационного процесса в коэволюции с социумом и культурой. А это и есть то, что должно иметься ввиду, когда мы говорим о трансформационной природе постнеклассических практик. В свою очередь, здесь нужен самореферентный рекурсивный подход, адекватный самой сути сложностности возникающей здесь проблемы самонаправляемой эволюции человеческой цивилизации[4]. А суть этой проблемы состоит в ее эмерджентности и коммуникативности. В частности, в ее коммуникации с будущим; с будущим, в котором существует человек, имеющий свое будущее. В этом контексте естественно говорить об интеграции естественных и социо-гуманитарных наук вокруг нанотехнологий. А если так, то конвергирующие нанотехнологии предстают перед нами скорее в качестве синергийно организованной постнеклассической практики, которая развертывается в новом междисциплинарном пространстве знаний, и высоких информационно-коммуникативных технологий НИР и ОКР, нежели в виде совокупности отдельно взятых конкретных технологических проектов. Понятие сложностного эмерджентного коммуникативного пространства нанотехнологического развития оказывается в свою очередь ключевым принципом становления практики в этой сфере человеческой деятельности. Опять-таки, именно в этом постнеклассическом пространстве проектного времени достаточно уверенно прогнозируется процесс конвергенции нанотехнологии, биотехнологии, информационной технологии и когнитивной науки. 

***

Итак круг в некотором (рекурсивном) смысле замыкается. Пытаясь неформально и парадигмально (то есть, на образцах) определить постнеклассические практики, мы пришли к проблеме определения конвергентных технолологий, включающего в себя и определение нанотехнологии. Но, опять таки, оказывается, что трудно предложить одно –единственное «строгое» определение нанотехнологии. И опять-таки оказывается, что наиболее подходящим таким определением может служить определение нанотехнологий как рода (вида) постнекласической практики. Далее это определение можно конкретизировать в духе естественнонаучной методологии, исходя из коммуникативно-деятельностного ее определения: Именно: нанотехнология –это технология манипулирования небольшим количеством атомов или даже отдельными атомами, осуществляемая с помощью соответствующих приборов и инструментов, различающих объекты размером порядка нанометров. При этом существенно, что такие приборы в качестве основы своего функционирования используют квантовые эффекты (сканирующий туннельный микроскоп, сканирующий атомно-силовой микроскоп — Биннинг (Нобелевская премия, 1992).

Не менее существенно так же, что с помощью указанных и иных средств и инстументов (ассемблеры — от молекулярной биологии) можно создавать так называемые нанокластеры-конфигурации атомов, обладающие квантовыми свойствами (квантовые точки, квантовые проволоки, квантовые стенки). В свою очередь из нанокластеров (как наноквантовых искусственно созданных объектов) можно в свою очередь целенаправленно конструировать материалы с новыми структурно-функциональными свойствами. При этом важно иметь ввиду, что наноконструирование опирается на процессы самоорганизации на уровне наномасштабов. Таким образом, вместе с нанотехнологиями мы вступаем в эпоху качественно новых возможностей синергийного управления процессами микромира. И если говорить о нанотехнологии как приложении некоей пока еще гипотетической нанонауки (Х-науки), то последнюю можно было бы назвать кибернетической физикой или наукой о синергетическом конструировании и управлении квантовой реальностью. Принцип активного управления событиями микромира –это один из ключевых методологических принципов нанонауки. Удерживая в фокусе рассмотрения проблему взаимосвязи нанотехнологии и информатики нельзя не упомянуть о квантовой информатике – так же относящейся к сфере нанонауки, и возникшей как своеобразное «кибернетическое»приложение идей квантовой механики.

Из сказанного достаточно отчетливо вырисовывается трансдисциплинарная параллель нанонауки с синергетикой — постнеклассического междисциплинарного направления исследований процессов самоорганизации в системах самой разной природы. Эта параллель может быть выстроена более отчетливо, если рассматривать трансдисциплинарность как постнеклассичекую эмпирию в ее трансформативном измерении.

Синергетика, выступая в качестве практического интегратора постнеклассической науки и технологии, имеет, как и нанонаука, не одну единственную, а множество соотнесенных между собой точек роста. Об этом в свое время писали Ю.Данилов и Б.Б.Кадомцев[5].

Все это говорится с целью еще раз подчеркнуть тот методологически существенный для трансформативной природы постнеклассических практик факт, что, оценивая социокультурные трансформативные перспективы синергетики NBIC процесса, имманентные неопределенности и связанные с ними риски, следует с самого начала ориентироваться на самореферентно-сложностный, субъектно-ориентированный подход. Из этого же следует, что развитие высоких технологий как вида потснеклассических практик с необходимостью должно сопровождаться становлением конгруэнтных этим технологиям социогуманитарных технологий.

Одна из их функций состоит в разработке методологий гуманитарной экспертизы тех серьезных рисков и контингентных неопределенностей, с которыми сопряжена грядущая «нанотехнологическая революция». И еще одна проблема, которая не может не быть здесь хотя бы названной — это проблема сознания и субъекта, которая с необходимостью входит в проблемное поле трансдисциплинарного взаимодействия конвергентных технологий в широком понимании этого термина. Здесь мы с необходимостью выходим на уровень междисциплинарной коммуникации с философией. Сточки зрения всего того, что говорилось выше,—это уровень трансцендентального эмпиризма Делёза.

Итак, проблема конвергентного развития высоких технологий, включая также комплекс когнитивных и антропологических наук, будучи рассмотренной в контексте категорий постнеклассической практики, предстает перед нами как существенно коммуникативная проблема коэволюции человека и создаваемой им «второй природы», как проблема трансформативной антропологии, и, наконец, как проблема управления рисками в условиях растущего осознавания нелинейной сложностности, а потому — «двойной контингенции» и принципиальной недоопределенности (Н.Луман) всех этих инновационных по сути процессов.

17 июня, 2009


[1] Кастельс М. Информационная эпоха. М..2000, с.37

[2] См.Морен Э.Метод.М.,2005

[3] Thinking in Complexity – так называется книга Клауса Майнцера, вышедшая в издательстве Шпрингер в середине 90-х прошого века.Слово «сomplexity» соблазнительно перевести просто как комплексность. В итоге возникает привычное словосочетание «комплексное мышление» и не очень вразумительная «теория комплексности». Предложенный переводчиками книги М.Кастельса на русский язык термин «сложностность» пока не прижился в нашей литературе. Тем не менее, по моему мнению, термин «сложностность» значительно более отвечает сути дела.

[4] См. The Self-Guiding Evolution of Civilization.//System Research and Behavioral Science Journal , April 2002

[5] См…Данилов Ю.А. , Кадомцев Б.Б. Что такое синергетика?// Данилов Ю.А Прекрасный мир науки. М., «Прогресс-Традиция», 130-143