29 мая состоялось очередное заседание семинара, которое было посвящено 75-летнему юбилею Владимира Вениаминовича Бибихина. На семинаре выступили С.С. Хоружий, О.И. Генисаретский, А.В.Ахутин.

 

Открывая заседание, С.С. Хоружий подчеркнул, что дело и мысль Владимира Вениаминовича Бибихина имеет для здесь собравшихся особое значение. Бибихин — один из соучастников размышлений, приведших к формированию синергийной антропологии. Своими трудами он до сих пор продолжает соучаствовать в этой работе, в диалогах и полемике. У каждого участника этой полемики есть свой предмет и интерес к наследию В.В. Бибихина. И сегодня в программу семинара включено три выступления:

— доклад С.С. Хоружего “Проблема энергии в философии В.В. Бибихина”
    1. Аристотелева основа концепции В.В. Бибихина,
    2. Критика богословия божественных энергий у В.В. Бибихина,
    3. Императив Бибихина: полнота жизни и бытия;
— выступление О.И. Генисаретского “Чтомое, причастное, чтящее, честное … чтение в его чтойности”;
— выступление А.В. Ахутина “Послесловие. Комментарии к докладам”. 

Доклад С.С. Хоружего “Проблема энергии в философии В.В. Бибихина”

Во вступлении к своему докладу С.С. Хоружий подчеркнул, что проблема энергии — стержневая и глубинная в философии Бибихина. Владимир Вениаминович неоднократно писал, что энергия — это “навязчивая тема современности”, причем во всех смыслах, вплоть до глобальной экономики и жизнеобеспечения.
     Освещение темы энергии у Бибихина имеет тройственную композицию. Прежде всего, есть незыблемая основа этой проблематики, а именно: концепция энергии у Аристотеля. Здесь Владимир Вениаминович представил свое оригинальное видение философии Аристотеля. Второй блок концепции Бибихина — критический анализ богословия божественных энергий Григория Паламы. Третий блок состоит из размышлений Владимира Вениаминовича о роли энергии в современном мире и для современного сознания. 
     Все части концепции Бибихина объединены одним ключевым моментом: и паламитское, и современное отношение к проблеме энергии рассматриваются им как отклонение, как рискованный отход от аристотелевского и античного понимания энергии, выступающего для Бибихина в качестве истинного и непреходящего. Правда, отношение к этим двум “отклонениям” у Бибихина различное. Если в паламизме он находит и ценные стороны, то в современном энергетизме таких ценных сторон, которые стоило бы закрепить, Владимир Вениаминович не находит вовсе. 
Втрой и третий блок развивается Бибихиным в рамках критического отношения. Критика богословия божественных энергий Григория Паламы развернута в систематическом рассуждении. А вот критику современного энергетизма Бибихин планировал развернуть (на что указывают отдельные фрагменты его текстов), но планам не суждено было сбыться: такого анализа в его текстах мы не находим. Поэтому, как подчеркнул С.С. Хоружий, его выступление сосредоточено на рассмотрении первых двух блоков бибихинской концепции энергии.

Ключевым понятием концепции Бибихина, является понятие “энергии покоя”. Это понятие Владимир Вениаминович заимствует у Аристотеля, но интерпретирует его особым образом. Сравнивая тексты Бибихина и Хайдеггера, докладчик делает вывод, что понятие “энергия покоя” у Бибихина близко к пониманию бытия у Хайдеггера. “Энергия покоя” служит, по мысли Бибихина, онтологической предпосылкой возможности энергии, актуализирующей “живую деятельность”.

Второй блок концепции — критика богословия божественных энергий Григория Паламы — строится Бибихиным с опорой на тезис о “забвении того, что есть энергия покоя”. Однако, несмотря на критическое отношение, Владимир Вениаминович, считал работу Григория Паламы чрезвычайно важной и необходимой. Палама проблематизировал тему энергии, поскольку почувствовал “главный нерв времени” — угрозу энергетического оскудения, творческого иссякания мира. Его работа — это своеобразный “крик” о приближающейся опасности. Современный энергетизм, по мысли Бибихина, также рожден проблемой энергетического оскудения. Но сегодняшние разговоры об энергии не могут выйти к подлинной проблеме, так как ведутся в прагматическом ключе, пренебрегают онтологической предпосылкой, “забыв об энергии покоя”. И об этом надо “кричать”. “Крик как философский жест” — вот тема, оставленная нам в наследство, которая может превратиться в плодотворное исследовательское поле.

В ходе доклада С.С. Хоружий не раз отмечал, что, несмотря на родственность взглядов, его позиция расходится с позицией В.В. Бибихина по ряду принципиальных вопросов, и в частности по вопросу о различении сущности и энергии. Критика Паламы, по мысли С.С. Хоружего, у Бибихина несправедлива. Но нельзя забывать, что тексты Бибихина родились в 90-ые гг., когда исследования всех этих предметов в России только начинались, и многое еще было неизвестно. Тем не менее философ полагал, что “надо кричать” о рискованно проблемной ситуации в православии. И это его, философа, нравственный императив. В более поздних курсах Владимира Вениаминовича мы находим гораздо более сдержанные оценки, касающиеся богословия божественных энергий у Паламы. 

Второй вывод, к которому пришел докладчик, касается отнесенности позиции В.В. Бибихина к западному руслу христианской традиции. Несмотря на глубокие православные корни концепции Бибихина, в основных вопросах, разделяющих западную и восточную традиции христианства, его ответ ближе к католической традиции. И в этом философия Бибихина близка философии Владимира Соловьева. Однако мысль Владимира Вениаминовича, в реконструкции С.С. Хоружего,  более сродни не католичеству, а грекам, античной традиции, которая служила истоком и мысли Хайдеггера.

В заключение С.С. Хоружий рассказал, в чем выражалась “античность” философии Бибихина. Особую роль у Владимира Вениаминовича играет понятие “полноты” как цельности осуществленного бытия. Он отождествлял энергию и полноту, говорил о том, что и то, и другое служит для выражения, скорее, жизненного чувства, чем философского понятия. Но подчеркивание полноты ведет к взгляду, в котором минимизируются различия между христианским и античным пониманием бытия. В таком взгляде полнота бытия  оказывается “доступной” здесь, в мире. Бытие — оно вот, здесь, предо мной и во мне. Нужно только со всей доступной силой почувствовать это “вот”. Но это чувство, как заметил докладчик, принадлежит античному, но не христианскому миру. Античное чувство бытия исключает христианскую эсхатологию, эсхатологическое измерение христианского религиозного чувства.

Европейская философская традиция часто характеризуется как возврат к Античности, как воссоединение с Античностью после долгого разрыва с ней. Хайдеггер корректирует этот взгляд, утверждая, что классическая метафизика — лишь частичное возвращение к Античности, что подлинное возвращение — задача будущего современной мысли. Он формулирует эту задачу, используя выражение Ницше: “Шаг за шагом отвоевание античной почвы”. Бибихин также приводит эту формулу и применяет язык сражения, войны, когда говорит о жизни культуры и духа. По мысли С.С. Хоружего, концепция “энергии покоя” и есть шаг в отвоевании этой античной почвы. 

Выступление О.И. Генисаретского
“Чтомое, причастное, чтящее, честное … чтение в его чтойности”

 О.И. Генисаретский  в своем выступлении отметил, что в отличе от предыдущего докладчика, ему лично ближе та линия бибихинской мысли, котрая выражена в статьях про детский лепет. Это совершенно другой способ звукоизвлечения и слушания. Олег Игоревич подчеркнул, что ему представляется ценным интерес Бибихина к полноте всякого жизненного чувства, в том числе к тем опытам, которые не вписываются ни в какие дискурсы.

Олег Игоревич ответил на вопросы про название его выступления. Он подчеркнул, что это вовсе не пародия, а кодирование содержания. Это некое фоно-семантическое гнездо, которое само может служить предметом медитативного размышления. На сегодняшней встрече он хотел бы поделиться  своими размышлениями о том, как “живая мысль” присутствует в процессе чтения или слушания текстов, в том числе и текстов Бибихина.

Олег Игоревич, указав на особый характер сегодняшней встречи — посвященной памяти Владимира Вениаминовича Бибихина —  поделился с присутствующими несколькими воспоминаниями о встречах с ним. Одна из них произошла в просмотровом кинозале на показе фильма “Бегущая по волнам”, где Владимир Вениаминович был синхронным переводчиком. О.И.Генисаретский сказал, что его поразила ангельская серьезность и сосредоточенность Бибихина, переводившего далекий от философии текст. Все оттенки переживания героев были переданы не артистической модуляцией голоса, а исключительно смысловой артикуляцией текста. И это уже многое говорит об особенности авторского стиля.

Далее Олег Игоревич предложил аудитории свои размышления на тему “Философская инициатива или порыв”. Олег Игоревич подчеркнул, что Бибихин не был ни систематиком, ни эпистемологом в своих размышлениях, а кем-то соврешенно другим. Его стиль можно охарактеризовать такими ключевыми словами, как инициатива или порыв. Генисаретский привел слова французского философа и переводчика Плотина Эмиля Брейе (Br?hier, Emile 1876-1952), который рассматривал историю философии как повествование, а не суждение: “Она (история философии) повествует, ибо ряд инициатив, составляющих жизнь философии не был предусмотрен заранее. Поэтому история философии описывает не какое-то необходимое развитие, а свободное движение… точнее: она описывает интенсивность и направленность мысли каждого философа… учение философа — это начало, оригинал”. Подобная инициатива, становящаяся оригиналом, и есть способ бытия мысли в силу того, что она инициирована.

Олег Игоревич отметил, что как инициатива, как почин мысль бытует иначе, чем в привычном описании ее через предметное содержание. Сначала мысль инициируется в памятующем отношении к имени инициатора, распространяясь в заочной непоименованной общности слышавших, читающих тексты, чтящих имя. Но затем она может собраться и в очную общность, имеющую институциональный формат. В частности, сам Эмиль Брейе относил себя к философской инициативе Анри Бергсона. Но он не развивал учение Бергсона, а находился в потоке, в порыве этой инициативы. Он занимался различными предметами — античностью, средневековьем, Плотином, немецкой философией, но считал все это адекватным выражением плотинизма в современной европейской мысли. Гегель в предисловии к “Феноменологии Духа” использовал такую формулу: “брать напряжение понятия на себя”, то есть философская инициатива должна быть “взята на себя” без понижения ее интенсивности. Олег Игоревич сформулировал вопрос: не в этом ли состоит энергийный аспект рефлексии, то есть сознания и мышления? Это значит, что нужно знать не только ЧТО, но и знать именно ТАК, то есть так, как задано этой инициативой (“брать напряжение на себя” с той же интенсивностью). То же самое можно сказать и относительно умения делать и умения верить.

Помимо интенсивности интеллектуальной инициативы, еще одной важной ее характеристикой является  широта охвата. Выступающий сослался на работу Я.И. Свирского, известного переводчика Ж. Делёза, “Философствовать посреди…”. Свирский пишет: Философия “…богата самыми разнообразными направлениями и школами. … Но любой крупный мыслитель выходит за их рамки, создает собственный, ни к чему до конца не сводимый ареал мысли. И чем оригинальнее философ, тем более открытым становится этот ареал, тем более размыты его границы и тем больше истолкований … он предполагает и порождает. Если же автор философского текста активно соотносит свою мысль с достижениями в иных областях творческой деятельности (к примеру с естествознанием, медициной, литературой, живописью, музыкой), то для указанных интерпретаций открываются особенно широкие возможности”.

Этот стиль работы Олег Игоревич называет “брать пробы”, то есть обращаться к различным темам, предметам и текстам, без объяснения того, зачем это нужно. Подобным образом, по убеждению выступающего, работал В.В. Бибихин. Это чем-то похоже на стиль работы о. Павла Флоренского. “Брать пробы” есть определенная стратегия чтения и письма. Бибихин брал “в работу” тексты, не только различающиеся по времени, но по региону. В последние годы, например, он стал интересоваться ведическими текстами.  Иными словами, его “пробы” были широкоохватными”. Сочетание интенсивности и широкоохватности философской инициативы создает удивительно “плотное” состояние, которое и можно рассматривать как событие в историии философии (если ее понимать именно как свободное движение мысли).

В заключение О.И. Генисаретский поделился своими впечатлениями от работы В.В. Бибихина, в которой Владимир Вениаминович размышляет над текстами дневника Л.Н.Толстого.

А.В. Ахутин. Послесловие. Комментарии к выступлениям

Анатолий Валерьянович Ахутин поделился своими личными впечатлениями от общения и тройственных философских дискуссий (А.В. Ахутин, В.В. Бибихин  и С.С.Хоружий). Удивительность для Анатолия Валерьяновича этих дискуссий состояла в том, что в них при неоспоримом дружеском отношении одновременно проявлялись родственность и инаковость взглядов и интерпретаций, в том числе текстов античных авторов. Анатолий Валерьянович попытался вывести из такого общения формулу, что такое философия и кто такие философы. Если фило- оносится к дружбе, то о софии писал Бибихин. Он интерпретировал этот греческий термин как “странность” и всегда нечто “Другое”, то есть озадчивающая странность при столкновении с Другим. Тогда философы, по формуле А.В. Ахутина, это — “другие друг другу друзья Другого”. Они “другие друг другу” не в смысле полемичности, а в смысле озадачивания, удивления. И это возможно только потому, что они содружественны.

Тема “Другого” была поднята А.В. Ахутиным в связи с тем, что в упомянутой тройственной полемике, несмотря на явную родственность взглядов, каждый участник дискуссии имел свой — другой — взгляд на предмет обсуждения. И эти взгляды не сводимы друг к другу. В частности, Анатолий Валерьянович сказал, что у него иной, отличный от высказанного С.С. Хоружим, взгляд на проблему энергии у Бибихина и у античных авторов. И взгляд этот именно “другой”, а не отрицающий позицию предыдущего докладчика. Он выражает иное отношение  к философско-богословскому мировосприятию, к жизни, опыту, чувствованию. Свою позици А.В. Ахутин охарактеризовал как чисто философскую. Далее Анатолий Валерьянович изложил свою интерпретацию понятия энергии у античных авторов, отличную как от взгляда Владимира Вениаминовича Бибихина, так и от взгляда Сергея Сергеевича Хоружего.

Ахутин обозначил границы своих расхождений с другими авторами по ряду вопросов. Например, по вопросу, есть ли у Аристотеля понятие энергии или его нет? Бибихин утверждал, что такого понятия у Аристотеля нет. Тем не менее, по мысли А.В. Ахутина, Аристотель впервые ввел сам термин “энергия” в философию, он едва ли не придумал этот термин. Для того времени это был неологизм. И когда Аристотель поясняет этот термин (хотя и не определяет его), он достаточно отчетливо говорит, что это такое. Говоря упрощенно, Аристотель различил два вида кинезиса (греч. kinesis — движение). Одно из них относится к завершенным действиям, когда цель (telos) достигнута, действие имеет конец. Например, я строил в смысле построил. Я читал в смысле прочитал. Другие kinesis имеют цель в самих себе. Аристотель приводит два примера. Один —”я вижу” и “я увидел”. Здесь невозможно говорить о результативном конце действия. То есть смотреть и видеть — это одно и то же. Второй пример Аристотеля — мыслить и помыслить. Здесь также нельзя увидеть конечный результат, мыслить и помыслть — это одно и то же. Мыслить, понимать означает непрерывность действия понимания. Это “понятийная энергия”, о чем говорил Олег Игоревич Генисаретский. Выработать понятие не означает, что оно у тебя “в кармане” (как полагал Гегель), это означает непрерывную работу понимания. Грамматически эти выражения можно определить как отглагольные существительные. В этом смысле “энергия покоя” — это ergo, но “на деле”. В каком смысле энергия покоя продолжает оставаться энергией? Почему трудно интерпретировать философию Бибихина? Потому что его “ergo” — это не результаты, это не основоположения, выраженные в различных пунктах, а это — непрерывная энергия мысли, где неотличима работа мысли от простого состояния.

“Энергия покоя” — это предельная активность, предельная сосредоточенность, и в этом смысле полнота. Аристотель потому и говорил, что бытие, требующее непрерывного действия, энергии, — оно, по сути, доступно только Богу. А у человека в силу его природы, если такое и случается, то время от времени.

Эти энергийные, деятельные состояния грамматически  выражены в языке через отглагольные существительные. Хайдеггер очень часто эксплуатировал подобную игру слов. Как это выглядит? Например, быть цветком — значит цвести, быть животным — значит жить. Теперь мы можем это продолжить, несколько коверкая наш язык: быть человеком — значит (и тут приходится потрудится над грамматической формой) — “человекствовать”. Продолжая этот же ряд: просто “быть” означает “быть синергийным”, если нельзя отличить “бытие” как простое существительное от отглагольного существительного. Хайдеггер начал разработку именно в этом пункте: понять “бытие” как отглагольное существительное. Поэтому нельзя, по убеждению выступающего, интерпретировать “энергию покоя” как не связанную с движением. У греков такого не было.

И второй момент. Аристотель не просто так придумал термин “энергия”. С помощью этого понятия Аристотель разрешил парменидовско-платоновскую апорию бытия. По Пармениду, бытие внутри себя тавтологично, а следовательно, не отличимо от “ничто”. При этом единственно, чем держится бытие у Парменида, — тем, что оно не “ничто”. И это противоречие. Значит бытие включает в себя нечто, что отличается от парменидовского бытия. У Платона бытие — уже апорийность, а вернее, апоретика самой онтологии: бытие — это покой и одновременно это двиижение; бытие самотождественно и одновременно — иное по отношению к себе. Это четыре разных качества бытия, выражающих то, что бытие — это апория. Апория звучит следующим образом: единое есть как многое, а многое есть как единое. В этом месте Аристотель и придумывает свою “энергию”. Есть бытие в возможности, а есть бытие в действительности. Единое — это бибихинская “полнота”. Саму аристотелевскую “энергию” бессмысленно пытаться понять вне рамок определенной античной онтологики — системы размышлений о бытии у античных авторов. У этого понятия (энергии) есть свое место в этой онтологике — место понятия, разрешающего парменидовско-платоновскую апорию. И тогда мы понимаем, что бибихинская “энергия покоя” — это предельная деятельность.

В заключение А.В. Ахутин отметил, что он согласен с утверждением С.С. Хоружего о том, что критика Бибихиным Григория Паламы не точна. Говорить о том, что у взглядов Паламы не было предшественников, нельзя. Античная онтологика энергий была уже достаточно разработана Парменидом, Проклом, Гераклитом и вплоть до неоплатоников.  Кратко описав ключевые “ходы” этой онтологики, А.В. Ахутин подчеркнул, что важнейшие системы понятий были уже введены, в том числе появился и термин “синергия”. И если бы этого не было, то христианскому богословию было бы очень трудно. Конечно, этого недостаточно для христианских богословских построений, но онтологика была готова, были системы понятий, и размышляющий ум это все уже мог воспринять.

Фоторепортаж встречи

(фотографии Дмитрия Клеопова)

На семинаре

 

Ведущие семинар

Памяти В.В. Бибихина

(слева направо) Р.М. Рупова  и Е.И. Горячева

В.И. Постовалова

А. Олексенко

Р.М. Рупова

В.С. Котельников