26 марта состоялось очередное заседание семинара. С докладом “Наблюдатель сложности как генератор коммуникативной эмерджентности” выступил доктор философских наук Владимир Иванович Аршинов.

Естественно-научные разработки темы синергии — постоянная линия исследований в семинаре. Помимо того, что это уже четвертый доклад Владимира Ивановича Аршинова на семинаре, эта тема также затрагивалась и докладах руководителя семинара С.С. Хоружего (“Что такое синергия?”), докладах д.ф.н. Е.Н. Ивахненко и др.

Предваряя доклад, С.С. Хоружий отметил, что тема эта претерпела заметную эволюцию: от “чистой” синергетики до фундированной проработки проблемы сложности в системах. Тем не менее, между системным и антропологическим подходом к этой тематике сохраняется ряд неразрешенных вопросов. В частности, по убеждению С.С. Хоружего, в системном подходе сохраняется имманентная тенденция к игнорированию границ гуманитарно-антропологического, общесистемного и естественно-научного дискурсов. Это три эпистемологически различные формации, границы которых постоянно нерефлектриуемым образом нарушаются. В итоге мы видим постоянно совершающиеся неоправданные переносы ценностей общесистемного и естественно-научного подходов в антропологическую область. Конечно, тема “наблюдателя” уже гораздо ближе к антропологической области, чем в первоначальном варианте синергетики, тем не менее требуется определить условия возможности осуществлять подобные переносы, или более того, ответить на вопрос о принципиальной их возможности. Например, Н. Луман начинал свои разработки с установкой на то, что человека нет, а есть конструкция. И эта установка принципиально не может быть согласована с разработками концепции синергии в антропологии. Позиция наблюдателя, в интерпретации Н.Лумана, это не только “не человек”, но даже и “не субъект”. Луман с успехом продемонстрировал, что “наблюдатель” — это не антропологическая инстанция и что так его трактовать нет никакой надобности. На одном из последних докладов Евгения Николаевича Ивахненко возникла гипотеза о возможности использовать концепцию “следа” для обозначения темы субъектности в иссследовании социологических объектов. Не удовлетворяясь лумановским пафосом о безболезненном устранении человека, можно, вероятно, рассмотреть тему наблюдателя в сложных системах также через концепцию “следа”: это след антропологического дискурса при переходе в общесистемный дискурс. Но вопрос о следах должен быть когда-то задан. По убеждению С.С. Хоружего, какой-то след обязательно будет: антропологическая инстанция не может быть сведена к чисто конструктивистскому пониманию “наблюдателя”. Но это пока только декларируемое убеждение, здесь требуются тщательные разработки.

Владимир Иванович Аршинов отметил, что с квантовой физикой принято связывать начало неклассической науки и собственно появление “проблемы наблюдателя”. Еще в начале ХХ в. Гейзенберг писал о том, что квантовое событие “вспыхивает как реальное событие только в момент наблюдения”. Но, по убеждению докладчика, квантовая механика была первой теорией сложности, однако до сих пор с этой позиции она не интерпретировалась. Сложность — междисциплинарное понятие, которое строит мост между дискурсами, не стирая различий между естественно-научным, техническим, социальным и гуманитарным знанием. Во всяком случае, такая претензия у этой концпции есть. Однако сам термин “сложность” (или “сложностность”) еще достаточно неопределенный.

Как писал известный итальянский социолог Д.Дзоло, даже в случае изощренного употребления этого понятия, его смысл продолжает оставаться смутным. Этот термин не описывает объективных свойств тех или иных социальных или естественных явлений, не обозначает он и сложные объекты в оппозиции к простым. Скорее всего, этот термин отсылает нас к когнитивным ситуациям, в которых оказываются субъекты и в которых они свои отношения проецируют на окружающую среду с целями ориентации, прогнозирования, манипулирования и др. подобными целями. Эти отношения в зависимости от обстоятельств будут “сложными”, и также “сложными” будут реальные связи субъектов со средой. Субъекты, осознающие сложность своей среды, достигают, по мысли итальянского социолога, состояния когнитивной “циркулярности”. Другими словами, они осознают, что сталкиваются со сложностью, и не могут объяснить и спрогнозировать происходящие в среде явления в соответствии с линейными — монофункциональными, монокаузальными, то есть “простыми” — схемами, а следовательно они учитывают то обстоятельство, что не могут определить свою среду в объективных категориях. Таким образом, эти субъекты оказываются в ситуации “эпистемологической сложности”. В такой ситуации возникает потребность в рефлексивной эпистемологии, основанной на признании когнитивной взаимосвязи системы и среды в условиях повышенной сложности.

Вступая в диалог, С.С. Хоружий согласился с тезисом докладчика о том, что концепция сложности может служить “мостом” между различными синергийными дискурсами. При этом С.С. Хоружий добавил, что именно в эпистемологической плоскости и может вестись разговор о единстве разных областей дискурса. Он подчеркнул, что эпистемологическая сложность ситуации является тем “общим”, что было зафиксировано сначала в квантовой механике, а затем обнаружилось и в социальной ситуации. Таким образом возникает возможность “конструктивистского единства”. В объектном же плане — это совершенно различные области и переход от одного дискурса к другому выглядит неоправданно.

В.И. Аршинов в свою очередь рассказал о том, что наблюдатель в синергетике может быть интерпретирован в духе кибернетики второго порядка (в этой парадигме работали, например, Грегори Бейтсон, фон Фёрстер и др.). Тема конструирования наблюдателя в кибернетике была очень популярна в 70-ые гг. прошлого столетия. Кибернетика второго порядка развивала идеи Берталанфи и стала применять принципы кибернетики к самому наблюдателю. В России в этой парадигме начинал работать только Владимир Лефевр, создавший свою концепцию рефлексивной логики. На Западе направление “кибернетики второго порядка” активно развивалось, и сегодня оно существует под названием “неокибернетика”. В неокибернетике наблюдатель, грубо говоря, это два наблюдателя, рекурсивно связанных между собой:  один наблюдатель находится как бы внутри ситуации, другой же — “наблюдает наблюдателя”, а фактически наблюдает самого себя. В принципе — это методология мысленного эксперимента, которая использовалась и в квантовой механике.

В 1969 г. появилась работа британского инженера Дж.Спенсера-Брауна “Законы формы” (Laws of Form). Он написал ее, занимаясь с братом составлением расписания поездов. Спенсер-Браун фактически ввел семиотическую инновацию: значок “уголка” (¬). Основной его тезис: чтобы наблюдать, надо провести различие. Этот принцип лег потом в основу концепций и Умберто Р. Матураны, и Н. Лумана. Значок “уголка” Спенсера-Брауна как раз обозначал различение — отделение обозначенного и маркированного от необозначенного, немаркированного. Фактически, этот значок вводил признание существования “обеих сторон”: и того, что “маркировано” (под “уголком”), и того, что “немаркировано”, необозначено (за пределами этого “уголка”). Мы обозначаем, маркируем нечто, отличая его от чего-то иного, не для того, чтобы это иное отбросить. Граница обозначенного позволяет нам это “нечто иное” учесть (как фон, например, и т.п.). Такое проведение границы, различение является одновременно и дифференциацией и интеграцией. По Спенсеру-Брану, это есть закон формы. Форма — это единство обозначенного и необозначенного.

В чем эффективность такого приема? Мы обозначили нечто, например, какую-то систему, а в необозначенном поле она сразу получает своего наблюдателя, мы его учитываем. Переходя к понятию “сложности”, мы должны принять во внимание рекурсивный процесс: постоянное взаимодействие между обозначенным и необозначенным. Таким образом, граница выступает как динамическая характеристика этих отношений, а “уголок” Спенсера-Брауна как оператор работы со сложностями.

В состоявшейся после доклада дискуссии было отмечено, что оператор обозначен, но сохраняется проблема развертывания подобной семиотической конструкции. В представленной операционной парадигме остается нерешенным ряд существенных вопросов. Все они вытекают из характера предлагаемой парадигмы, в рамках которой наблюдатель задан как оператор, как порождение операционального эпистемологического дискурса, не привязанного ни к какой онтологии. Вопрос же об онтологии должен быть поставлен особо и требует отдельной специальной разработки. Вопрос об онтологии заявленного “наблюдателя” остается. Но это, скорее, задача диагностическая: какая реальность стоит за рассматриваемым оператором?

ВИДЕОфайл семинара